Я зажала амулет в кулаке, и зрение прояснилось. Лицо Уильяма было напряжено от возбуждения, глаза потемнели.

– Что случилось? – тяжело выдохнул он.

– Проклятье, – удивленно пробормотала я. – Это не приворот! Ты меня действительно привлекаешь во всех смыслах.

– Рад слышать, – хохотнул тот.

Вдруг с улицы донесся стук конских копыт, загрохотала подъезжающая карета. Уильям, прячась за занавеской, осторожно выглянул в окно. Напротив парадного входа остановился запыленный наемный кеб. Выбежавший из дома лакей поспешно открыл дверцу и разложил ступеньку. На дорогу вышел худощавый молодой мужчина в светлом летнем костюме и внимательно оглядел фасад особняка.

– Кто это? – прошептала я.

– Брат Дороти? – с вопросительной интонацией, словно не верил собственным глазам, ответил Уильям.

Разглядывая себя в зеркало, я понимала, что пасть ниже просто не смогла бы, даже если бы очень расстаралась. Еще неделю назад любой, кто посмел бы нахально предположить, будто черная ведьма в тринадцатом поколении упакует себя в голубое платье в белый мелкий цветочек и от нервов начнет грызть ногти, оказался бы тотчас проклят! Темная Богиня дери Брентов всем семейством, я даже не подозревала, что имела нервы!

– Переоделась? – рявкнул Картер.

Посчитав ниже собственного достоинства отвечать истеричке в брюках, я щелкнула пальцами. На спине сам собой застегнулся непреодолимый ряд круглых мелких пуговок. Пригляделась еще раз. Имоджен, слинявшая быстрее, чем платье вернулось из стирки, была гораздо богаче меня в груди. Перед мысленным взором немедленно всплыла картина, как бывшая любовница Уильяма с прелестями, бессовестно выпирающими из красного корсета, кутается в простыни на кровати, и сразу захотелось послать ей в столицу разящий луч несварения. Пришлось снова щелкнуть пальцами, и спереди на корсаже подтянулась шнуровка, собрав ткань меленькими морщинками.

– Я готова.

Я вышла из-за ширмы.

Некоторое время Картер придирчиво изучал меня, пытаясь прикинуть, как скоро брат выпускницы института благородных девиц разгадает обман.

– Можешь попробовать улыбнуться? – жалобным тоном попросил жених. И ведь даже проклятьем не могла пригрозить, потому как Дороти, по его словам, была исключительно приветлива с людьми.

Я растянула губы в улыбке, самой доброй, на какую была способна. Картер вздрогнул и, взлохматив волосы, пробормотал:

– Мы пропали…

– Не переживай, – я похлопала жениха по плечу, – он уберется из поместья так быстро, что даже Жюлевых жареных жаб не успеет испробовать.

– Проклянешь его? – с надеждой уточнил «счастливый» жених.

– Заколдую, – поправила я.

Брат Дороти нагрянул в Кросфильд по приглашению дядюшки Флинта, втихомолку от молодоженов объявившего всем знакомым о свадьбе. Похоже, обнаружив на карточке дату возмутительно скорого венчания, родственник решил, будто невеста находилась в интересном положении, и примчался, как под хвост пчелой ужаленный, своими глазами обозреть оскорбление и потребовать от автора безобразия компенсации.

– К слову, Картер, а как зовут нашего брата? – уже в дверях спохватилась я.

У жениха вдруг сделался подозрительно задумчивый вид, красноречивее любых слов говоривший, что будущего шурина он знал исключительно шапочно, даже имени не помнил.

– Темная Богиня, как же ты дожил-то до своего возраста? – вздохнула я и смиренно добавила: – Ладно, будем колдовать.

– Спасибо.

– Поблагодаришь меня, когда счет увидишь. Я уже запоминать замучилась, теперь буду все заклятья записывать, чтобы потом не обсчитаться.

Нежданного гостя развлекали в парадной гостиной на первом этаже. Когда мы с Картером вошли, замявшись в дверях, по комнате разносился восторженно-нервный голос:

– Господин Брент, у вас потрясающе красивое поместье!

– Благодарю, господин Слотер, – кивнул Флинт и указал на меня: – А вот и ваша сестра.

Молодой человек порывисто оглянулся и вскочил с дивана. Он оказался возраста Картера, нескладный и худой, словно его недокармливали. Резкими движениями гость напоминал неудачника Томми, а лицом так сильно походил на Дороти, что даже незнакомым людям было очевидно их родство.

– Дотти! – вскричал он, и я не заметила, как оказалась в тепленьких объятиях, одаренная двумя слюнявыми поцелуями в щеки. Оторопь у меня была непритворная. – Как ты отлично выглядишь! Как ты себя чувствуешь?

– Ошеломленной, – отодвинулась я.

Меня усадили рядом с дорогим родственником. Пока слуги несли чай, мужчины обсуждали урожай, коров и историю уверовавшего отца Грегори, на что тот важно кивал, но ни одна сволочь не подумала назвать нежданного гостя по имени. А когда принесли чай, то Эбби встала со стула:

– Я разолью.

– Нет! – выпалила я, смерив воспитанницу Флинта многозначительным взглядом. – Разолью я.

– Мне совершенно не хочется пить, – тут же заявил Картер.

– Я тоже воздержусь, – согласился Уильям.

– А я с удовольствием выпью чашечку, – шмыгнул носом брат Дороти и добавил, указав в вазон с выпечкой: – С печенюшечкой. Так торопился, что даже времени перекусить по дороге не нашлось.

Ни одна черная ведьма никогда не упустит случая шепнуть в чашку какую-нибудь гадость! И если Флинт, относившийся к причудам Дороти с завидным терпением, пил обычный чай с пятью чаинками, просочившимися через ситечко, то Эбигейл досталось заклятье мертвого сна, чтобы не храпела, как дикий медведь. И не шевелилась. Короче, походила на мертвую хотя бы одну ночь. А пастора Грегори за каждую пинту святой воды, выплеснутую мне в лицо, ждало заклятье «пролитого питья».

Смотреть на него, пытавшегося сделать хотя бы крошечный глоток, было сплошным удовольствием. Святой отец поднес чашку к губам, но забыл открыть рот. Напиток потек по подбородку. Едва бедняга попытался снова отхлебнуть, как пролил чай на рясу. К счастью, никто из Брентов не обратил внимания на некоторую неловкость обычно ужасно неуклюжего святого отца.

– Что же со мной такое? – пробормотал пастор.

Прелесть, а не проклятье! Помнится, последний человек, проклятый мной подобным образом, измучился за день от жажды и сиганул в реку. Откуда больше не выплыл. Конечно, никто не рассчитывал на подобный удачный финал для борца с силами зла, но когда он с обиженным видом разглядывал дно опустевшей чашки, до капли пролитой на одежду, то я чувствовала себя полностью отмщенной.

– Отец Грегори, может быть, еще чаю? – не без ехидства уточнила я и скосила глаза на чайник.

– Воздержусь, – отозвался он с чинным видом и незаметно провел ладонью по мокрому одеянию, видимо, ткань неприятно прилипала к животу.